А мы знали о декабристах только то, что в учебнике. Вернусь — обязательно достану книги о жизни декабристов в Сибири…

С утра ребята стали осаждать Андрея Аркадьевича: «Пойдемте обратно к Яблонке на выручку». Александра Григорьевна поддержала нас.

Андрей Аркадьевич засмеялся:

— Вот заполошные! Говорю вам, что там, где Брынов, беды не случится. А вы промокнете, заболеете!

— Ну, хорошо, — предложил Кеша, — тогда отпустите только нас двоих: меня и Зуба рева.

— Посмотрим, — наконец согласился он. — Подождем до вечера.

Ребята ходят повесив носы, у Зои красные глаза, разговоры не клеятся… Дневник и то вести не хочется.

Под вечер Андрей Аркадьевич распорядился: он с Кешей, Трофимом и Ванюшей идет на розыски наших товарищей. Александра Григорьевна остается с нами…

Хромов и ребята довольно быстро преодолевали пологий подъем на Яблоновый, ночь провели в зимовушке и утром двинулись с крутизны по направлению к Голубой пади. Ливень стих. Они шли весь день, иногда оглашая таежную чащу громкими возгласами. Но им никто не отвечал. Учитель и ребята охрипли от крика. К вечеру незаметно для себя спустились в падь.

Они пошли по-двое, обшаривая долину. Условились сойтись у высокой каменной гряды в западной стороне Голубой пади.

— Ау! — время от времени кричали Хромов и Кеша.

— Ау! Ау! — откликались Ваня и Трофим.

Они вышли к ручью, перешли его по камням и направились по его правому берегу. Вскоре Трофим и Ваня достигли места, где хаотически разбросанные в русле ручья каменные глыбы разбили его на узкие протоки. То, что они увидели, заставило их поспешно позвать товарищей.

— Вы видите, видите! — говорил Ванюша заплетающимся от ужаса языком. — Там… палатка…

Истерзанная, придавленная камнями, распласталась по земле палатка. Кое-где брезент вздувался, словно силился сбросить с себя каменный груз. Невдалеке мирно пасся Волчок.

Кеша и Хромов уже шарили под брезентом. Зубарев и Гладких бросились к ним.

Кеша наткнулся на раздавленный туесок, в котором грибы превратились в кашицу. В другом месте Троша заметил вдавленную в землю металлическую пуговицу.

— Что с тобой, Ваня? — вдруг спросил Хромов.

Ваня Гладких откинул край брезента и сел на мокрую землю; он открывал и закрывал рот, не в силах ничего сказать, и только показывал на лежащего под брезентом на плаще Сережу Бурдинского. Хромов бросился к нему, и не успел он прикоснуться к Бурдинскому, как тот вскочил на ноги, протер глаза и уставился на своих товарищей:

— Как вы попали сюда?

— Где Кузьма Савельевич, где ребята?

17. Голубая падь

Расставшись с товарищами, группа Брынова сразу углубилась в таежную чащу. Узкая тропа то ныряла в сине-зеленую мглу лиственниц, даурского багульника и болотного вереска, то, круто забирая вверх, выводила школьников в нагорный мир стланика, мелкорослых берез и кустов малины.

Иногда тропе, становившейся все уже и уже, сопутствовал таежный ручей, журчавший по камням под прикрытием буйного сплетения ивняка, черемухи и жимолости. Ближе к северным склонам попадались таволга, бузина и шиповник. Их ветки были усеяны багряными листьями. В заболоченных падях и по их склонам густой зарослью тянулись ерники, березы, ивы, мелколистный багульник.

Частые источники пересекали тропу — вода в них отдавала то щелочью, то углекислотой, но всегда была холодной и приятной на вкус, освежала и прибавляла силы участникам похода.

Голубика и моховка созрели здесь в изобилии. Из ягодников то и дело вспархивали рябчики и глухари, иногда стремительно выбегали косули.

Все дальше, в нехоженую глухомань, уводила ребят узкая кочкастая трона. Юные геологи не видели ничего, кроме простиравшейся без конца и края зеленой гущи, среди которой порою посверкивали голубые озерца и светлые речушки; местами встречались пятна горных лугов.

Несколько небольших приключений не испортили настроения участникам похода.

Вблизи Голубой пади Митя Владимирский и Сеня Мишарин опередили всю группу и шли, разговаривая, по тропе. На крутом завороте, в ста шагах, вниз по тропе трусил медведь-муравьятник. Митя и Сеня сообразили, что им с мишкой не по пути, и повернули обратно.

В другой раз героем происшествия оказался Сервис. Пронырливый пес забрел в глухой кедровник. Оттуда вдруг донеслось его странное повизгиванье. Борису Зырянову и Антону Трещенко, примчавшимся на зов Сервиса, представилось уморительное зрелище: на камне под кедром среди обглоданных шишек сидела птица кедровка — черная, в белых, как снежинки, пятнышках. Объевшись орехами, кедровка икала и миролюбиво посматривала на Сервиса, склоняя то на один, то на другой бок свою головку с длинным клювом. Она ленилась сдвинуться с места. Поведение опьяневшей птицы совершенно озадачило Сервиса, и он был в положении стража порядка, которому неудобно наказать закоренелого пьяницу, настолько тот беспомощен и добродушен.

Эти приключения не отвлекали юных геологов от поисков ископаемых. Брынов и ребята ни на одну минуту не выпускали из рук геологических молотков на длинных рукоятках. Начальнику экспедиции приходилось время от времени окликать вошедших в азарт школьников. То они бросались к скалам, сторожившим вход в горловину пади, и взбирались на них, расцарапывая до крови руки и ноги; то начинали изучать камни, по которым стекал какой-нибудь говорливый источник. Рюкзаки, карманы, даже туеса были наполнены образцами горных пород. Участники похода ревниво оберегали свои с таким трудом собранные коллекции.

Все шло хорошо до ливня. Он настиг группу Брынова у самого входа в Голубую падь. Это случилось на шестой день путешествия. Тропа, вся в узлах корневищ, круто обрывалась. Спускаться по ней можно было, только цепляясь за ветви густого боярышника и ерника.

Ливень гнал юных геологов в Голубую падь, так как разбить на узкой тропе палатку было невозможно. Слева и справа глухой стеной стояли таежные дебри.

Скользя, падая, сбивая друг друга, теряя туеса, рюкзаки, промокшие до последней нитки, ребята упорно шли за Брыновым, все дальше и дальше углубляясь в узкую, буйно заросшую кустарником долину.

За несколько часов такою путешествия Митя Владимирский побледнел и осунулся. Стиснув зубы и насупив тонкие брови, шагал Сережа Бурдинский. Шумно дышал ломавший кусты, как медведь, Борис Зырянов. Он шел следом за начальником экспедиции; от него не отставала Поля. Больше всего опасался Брынов за худенького, болезненного Сеню Мишарина. Сеня не жаловался, но лицо его морщилось; еще до Голубой пади его начала трясти лихорадка, и теперь он еле волочил ноги. Ребята разгрузили его от вещей, причем добрую половину Сениного имущества взяли Антон Трещенко и Тиня Ойкин.

Брынов увлек ребят к круто вздыбившемуся над падью каменистому западному склону. У его подножия катил свои воды небольшой, теперь раздувшийся от ливня ручеек. Путешественники с трудом перешли его вброд, продрались сквозь заросли тальника и очутились на небольшой площадке между ручейком и темносерой скалистой стеной. Наверху скала увенчивалась каменным козырьком. Здесь, защищенные от дождя выступом скалы, и собрались все участники экспедиции.

— Ну вот, — сказал Брынов оглядываясь, — мы здесь прямо как робинзоны. Едва ли до нас кто-нибудь заглядывал сюда… Здесь, ребята, как кончатся дожди, начнем поиск, все утолки осмотрим… По моим расчетам, мы — у цели!

Борис, Антон и Малыш уже вгоняли в землю колышки и разбивали палатку. Ливень не прекращался. Тяжелые, словно разбухшие от воды тучи нависли над Голубой падью. Сгущались сумерки.

Одна из сторон палатки почти вплотную примкнула к скале, прикрытой густыми зарослями зелени. Борис Зырянов натягивал веревку, а Поля Бирюлина, стоя на коленях, прикручивала веревку к колышкам. Вдруг девушка почувствовала, что веревка в ее руках ослабла.

— Боря, что же ты, совсем обессилел? — воскликнула Поля.

Ответа не было.